Т. Мор - Утопия.
читать дальше
Однажды я был на богослужении в храме девы Марии, который является и
красивейшим зданием, и всегда переполнен народом. По окончании обедни я
собирался вернуться в гостиницу, как вдруг случайно вижу Петра говорящим с
иностранцем, близким по летам к старости, с опаленным от зноя лицом,
отпущенной бородой, с плащом, небрежно свесившимся с плеча; по наружности и
одежде он показался мне моряком. Заметив меня, Петр тотчас подходит и
здоровается. Я хотел ответить ему, но он отводит меня несколько в сторону и
спрашивает:
- Видишь ты этого человека? - Одновременно он показывает на того, кого
я видел говорившим с ним.- Я собирался,-добавил он,-прямо отсюда вести его к
тебе.
- Его приход был бы мне очень приятен,- ответил я,ради тебя.
- Нет,- возразил Петр,- ради тебя, если бы ты знал этого человека. Нет
ведь теперь никого на свете, кто мог бы рассказать столько историй о
неведомых людях и землях, а я знаю, что ты большой охотник послушать это.
- Значит,- говорю,- я сделал неплохую догадку. Именно, сразу, с первого
взгляда, я заметил, что это - моряк.
- И все-таки,- возразил Петр,- ты был очень далек от истины. Правда, он
плавал по морю, но не как Палинур, а как Улисс, вернее - как Платон. Ведь
этот Рафаил - таково его имя, а фамилия Гитлодей - не лишен знания латыни, а
греческий он знает превосходно. Он потому усерднее занимался этим языком,
чем римским, что всецело посвятил себя философии, а в области этой науки,
как он узнал, по-латыни не существует ничего сколько-нибудь важного, кроме
некоторых сочинений Сенеки и Цицерона. Оставив братьям имущество, которое
было у него на родине (он португалец), он из желания посмотреть на мир
примкнул к Америго Веспуччи и был постоянным его спутником в трех
последующих путешествиях из тех четырех, про которые читают уже повсюду, но
при последнем не вернулся с ним. Ибо Рафаил приложил все старание и добился
у Веспуччи быть в числе тех двадцати четырех, кто был оставлен в крепости у
границ последнего плавания. Таким образом, он был оставлен в угоду своему
характеру, более склонному к странствиям по чужбине, чем к пышным мавзолеям
на родине. Он ведь постоянно повторяет следующие изречения: "Небеса не
имеющих урны укроют" и: "Дорога к всевышним отовсюду одинакова". Не будь
божество благосклонно к нему, такие мысли его обошлись бы ему очень дорого.